— Стоп. — внезапно сказал Адам, останавливаясь. — Дальше я не пойду.
— Почему? — тут же повернулся к нему Лютес.
— Потому что и так далеко зашли. — вместо Адама ответил я. — Причем без прикрытия. Правильно же?
— Точно. — Адам кивнул. — Я останусь смотреть за тылами, и смогу сообщить, если вдруг сюда на подмогу императора прибежит кучка троттлистов. Если смогу — даже задержу их.
— Добро. — я кивнул. — Но лучше просто предупреди. Дальше мы справимся сами.
Адам тоже кивнул, и занял незаметную позицию в углу помещения, а мы двинулись дальше.
Мы шли по особняку, чеканя шаги по полу, открывая дверь за дверью и попадая из одного огромного зала в другой. Казалось, это здание строили только лишь для того, чтобы выиграть мировое состязание на самый большой внутренний зал, причем сразу во всех дисциплинах.
Мы обшарили первый этаж, поднялись на второй, и там тоже не добившись никаких результатов, и уже не веря в свой успех (а вдруг Вальтор успел куда-то уйти, пока мы блуждали по катакомбам наклов?) поднялись на третий.
И сразу с лестницы оказались перед дверью, которая недвусмысленно намекала на то, что весь третий этаж состоит из одного огромного зала.
Мы в него вошли.
Зал действительно был огромен. Высокую крышу держало два ряда колонн, а между ними, посередине всей площади, тянулась широкая красная ковровая дорожка, ведущая к небольшому постаменту. На нём стоял резной деревянный трон, в котором сидела одинокая фигура.
Существо, одетое в какое-то подобие Дымного Доспеха, смешанного с костяным. На его голове возвышалась корона с ветвящимися зубьями из костей. Длинный красный плащ спадал складками с трона.
И это существо ждало нас.
Меня, есть быть точным.
— Килгор… — глубоким голосом произнес Вальтор, подаваясь вперед. — Ты меня не разочаровал! Я надеялся, что ты придешь. Я жаждал этого… Вот только все никак в толк не возьму — что с твоим видом?
— Он в любом случае лучше, чем твой, — процедил я, глядя в пустые черные глазницы черного черепа, исходящего дымом, который то ли заменял Вальтору шлем, то ли вовсе — являлся головой.
— Тут не поспоришь, — гулко усмехнулся Вальтор, поднимаясь с трона. — Я лишь хотел отметить иронию ситуации. Ведь теперь, вопреки обыкновению, вопреки привычному укладу, это ты выглядишь как младший брат… А не я.
Глава 27
— Кили! Кили! А угадай, что мне папа подарил на семь лет?
— И что же он тебе подарил? — вздохнул я, отрываясь от листа бумаги, на котором зарисовывал плетение нового, буквально только что придуманного, заклинания.
Я уже предвидел какую-нибудь гадость, но иного способа отвязаться от младшего брата просто не существовало — только выслушать пакость, которую ему так не терпится высказать.
— Радужного пони! Представляешь, радужного пони! Такого красивого, блестящего! Он переливается всеми цветами радуги, совсем как мана! А тебе он такого не подарил! А мне подарил!
Издевательски хохоча во все горло, Вальтор хлопнул дверью моей комнаты и убежал прочь.
Я же изо всех сил пытался сохранить спокойствие, хотя металлическое перо — недавнее и еще не успевшее обрести популярность изобретение верховинских мастеров, — ощутимо вдавилось в мои пальцы и даже, кажется, начало изгибаться.
Вот так всегда.
С тех пор, как мой младший брат научился говорить, каждый его день рождения проходит по одному и тому же сценарию. Прибегает, хвастается подарком и обязательно добавляет, что мне такого не дарили. А он всегда знает, что мне дарили, а что нет — отец всегда ему рассказывает об этом сам, презентуя очередной дорогущий подарок младшему наследнику. «Даже у твоего брата никогда такого не было!».
Удивительно просто, наша разница в возрасте не такая уж и большая, но отношение отца к нам совершенно противоположное.
За семь лет, что прошли от моего рождения до появления Вальтора, он успел решить, что его сто двенадцать лет — это уже глубокая старость (а мага в таком возрасте можно считать максимум пожилым, и то с натяжкой, и уж никак не стариком), что детей у него больше не будет, и поэтому всю свою любовь, все свое внимание и заботу сосредоточил вокруг младшего сына.
А уделом старшего так и оставалось холодное, отстраненное отношение, больше свойственное наставнику, нежели отцу, постоянное принижение заслуг и вечные упреки в недостаточном старании.
— Ты можешь больше, Килгор. Ты можешь намного больше. Ты — сын не кого-то там, ты — мой, сын самого Аламара Грозного, а значит, ты всегда можешь больше, чем ты сам думаешь. Устал, голоден, вымотан, опустошен — это все не отговорки, и уж точно не отговорки для меня. Когда-нибудь настанет время, и ты скажешь мне спасибо за то, что я заставил тебя пройти через эту школу. Это сейчас тебе кажется, что это — школа магии, но на самом деле — это школа жизни. А я таким образом проявляю о тебе заботу.
Только вот почему-то со вторым сыном проявление заботы не работало.
Или, вернее сказать, оно почему-то принимало совершенно другие формы — почти такие же, в какие облекает их большинство обычных людей.
Пока я получал на день рождения очередной фолиант, посвященный каким-то особенным техникам магии, Вальтору доставались дорогие игрушки, питомцы, а уж про горы сладостей вообще говорить нет смысла.
И никого не волновало, что игрушки через довольно непродолжительное время ломались, а сладости периодически находились в местах, явно не предназначенных для них — в замочных скважинах, например, намертво их заклеивая и заставляя долго проливать замок кипятком.
— Что вы хотите от него? — пожимал плечами отец в ответ на постоянные жалобы слуг. — Это же ребенок. Ему положено делать подобные вещи. Можно подумать, вы сами не были детьми!
Вот только вряд ли это объяснение было применимо для ситуаций с домашними животными, ни одно из которых у Вальтора не задерживалось надолго и почему-то все они скоропостижно умирали, то подавившись чем-то, то упав в колодец, то вывалившись из окна…
И каждый раз все это выглядело так, словно питомцы действительно сами убивались самыми искусными способами, и отцу этого вполне хватало, чтобы на любые предположения о вине Вальтора моментально выходить из себя и увольнять проштрафившегося слугу.
Хорошо, если только увольнять…
Вот и радужный пони недолго продержался у Вальтора в питомцах — умудрился как-то удавиться собственной же уздечкой, намотав ее на шею и зацепившись за ворота денника за пару дней до того, как брату исполнилось десять.
И в этот раз отец, видимо, решил, что с него хватит и пора браться за младшего брата тоже.
Он начал обучать его магии.
В десять лет.
В то время, как за меня взялся в двенадцать.
До этого момента магия была единственным, до чего Вальтора не допускали — отец всегда говорил, что это слишком сложно, опасно и вообще не нужно для него. А нужно ему только веселиться и расти, что он с успехом и делал.
Но зависть грызла моего братца от того, что я занимался чем-то, чем запрещали заниматься ему, поэтому нередко я находил свои записи о магии раскрытыми совсем не на тех страницах, на которых я их оставлял, а книги на полках — переставленными местами.
Хорошо хоть Вальтору хватило ума не портить их, иначе это могло бы действительно стать причиной недовольства отца (который мне эти книги и подарил), ну а все, что менее серьезно, чем это, вообще его не волновало.
Я несколько раз пытался рассказать отцу, что Вальтор лезет к магии, но тот обвинил меня во лжи и сказал, что я сам не помню, где, что и в каком состоянии оставлял.
Зато когда я отловил братца и настоятельно попросил его больше не трогать мои записи, то буквально через час пришел отец и устроил мне выволочку за то, что я посмел повысить голос на брата и — опять же! — обвинил его в том, чего он не совершал.
И вот, в десять лет, довольный Вальтор прибежал высказаться о том, что отец взялся обучать его магии в более раннем возрасте, чем это произошло со мной, и тут же, довольный, убежал.